Древнерусские поселения Среднего Поднепровья: (Археол. карта). Новые данные о пеньковской культуре в среднем поднепровье Новые пеньковские поселения в Среднем Поднепровье

Кредитование 
Корзухина Г. Ф. К истории Среднего Поднепровья в I тыс. н. э. // СА. 1955. Вып. 22. С. 61–82; Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962. С. 175; Плетнева С. А. От кочевий к городам. М., 1976. С. 102; Амброз А. К. О Вознесенском комплексе VIII в. на Днепре - вопрос интерпретации // Древности эпохи великого переселения народов V–VIII вв. М., 1982. С. 204–221; ср. также: Щеглова О. Л. О двух группах «древностей антов» в Среднем Поднепровье // Материалы и исследования по истории Днепровского Левобережья. Курск, 1990. С. 162–204.

Амброз А. К. Кочевнические древности Восточной Европы и Средней Азии V–VIII вв. // Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 13–19; ср.: Айбабин А. И. Погребение хазарского воина // СА. 1985. № 3. С. 191–205.

Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961. С. 80–85.

ПВЛ. М.; Л., 1950. Ч. 1. С. 16, 18.

Ключевский В. О. Соч. М., 1989. Т. 1. С. 259. О близких взглядах Любавского и Грушевского на роль хазар см.: Новосельцев А. П. Образование Древнерусского государства и его первый правитель // Вопр. истории. 1991. № 2/3. С. 5.

Из обобщающих работ см.: Горюнов Е. Л. Ранние этапы истории славян Днепровского Левобережья. Л., 1981; Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 133–156; Этнокультурная карта территории Украинской ССР в I тыс. н. э. Киев, 1985. С. 76–141; Сухобоков О. В. Днiпровьске лiсостепове Лiвобережжя у VIII–XIII ст. Киев, 1992; см. также: Щеглова О. А. Салтовские вещи на памятниках волынцевского типа // Археологические памятники эпохи железа Восточноевропейской лесостепи. Воронеж, 1987. С. 308–310.

Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. О неточностях в использовании источников по древнейшей руси см.: Константин Багрянородный. Об управлении империй. М., 1989. Комментарий. С. 308–310.

Новосельцев А. П. Указ. соч.

Корзухина Г. Ф. Русские клады. М.; Л., 1954. С. 35–36.

Noonen Th. The first major silver crisis in Russia and the Baltic с 875 - с. 900 // Hikuin . 1985. N 11. P. 41–50; ср.: Кропоткин В. В. Торговые связи Волжской Болгарии в X в. по нумизматическим данным // Древние славяне и их соседи. М., 1970. С. 149.

Петрухин В. Я. К проблеме формирования «Русской земли» в Среднем Поднепровье // ДГ, 1987 г. М., 1989. С. 26–30.

Блифельд Д. I. Давньоруськi пам"ятки Шестовицi. Киïв, 1977. С. 128, 138.

Петрухин В. Я. Варяги и хазары в истории Руси // Этнографическое обозрение, 1993. № 3.

Ср.: Моца А. П. Срубные гробницы южной Руси // Проблемы археологии Южной Руси. Киев, 1990. С. 100; Гурьянов В. Н., Шишков Е. А. Курганы Стародубского ополья // Там же. С. 107–108; Седов В. В. Указ. соч. С. 151–152.

Сухобоков О. В. Указ. соч. С. 17–18, 65; Этнокультурная карта… С. 110, 117; Петрашенко В. А. Волынцевская культура на Правобережье Днепра // Проблемы археологии Южной Руси. С. 47; Каргер М. К. Древний Киев. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 137.

ПСРЛ. Пг., 1923. Т. 2, вып. 1. Стб. 43–44.

Ср.: Археология Украинской ССР. Киев, 1986. Т. 3. С. 326–327.

Константин Багрянородный. Указ. соч. С. 390.

Гурьянов В. Н., Шишков Е. А. Указ. соч. С. 107–111; Шишков Е. А. О происхождении раннесредневековых городов в Брянском Подесенье // Тр. V Международного конгресса славянской археологии. М., 1987. Т. 1, вып. 26. С. 134–138.

Падин В. Л. Кветунский древнерусский курганный могильник // СА. 1976. № 4. С. 197–210.

Авдусин Д. Л., Пушкина Т. А. Гнездово в исследованиях Смоленской экспедиции // Вести. Моск. ун-та. Сер. 8. История. 1982. № 1. С. 75.

Шинаков Е. А. Указ. соч.; Изюмова С. А. Супрутский денежно-вещевой клад // История и культура древнерусского города. М., 1989. С. 213. Супруты - вятичский центр, судя по находкам кладов и отдельных вещей связанный как с Хазарией, так и с Севером Европы. Салтовские вещи обнаружены и на городище Горналь.

Алешковский М. Х. Курганы русских дружинников XI–XII вв. // СА. 1960. № 1. С. 83, 85, 89.

Шинаков Е. А. Указ. соч. 124

Моца А. П. Некоторые сведения о распространении христианства на юге Руси по данным погребального обряда // Обряды и верования древнего населения Украины. Киев, 1990. С. 124; Балинт Ч. Погребения с конями у венгров в IX–X вв. // Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972. С. 178.Завадская СВ. Возможности источниковедческого изучения «Праздников» - «пиров» князя Владимира в летописных записях 996 г. // Восточная Европа в древности и средневековье. Тезисы докладов. М., 1990. С. 54–56) не отменяют реальных этнокультурных истоков самой социальной терминологии.

Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Название «Русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства (IX–X вв.) // Вопр. истории. 1989. № 8. С. 24–38.

Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения и их место в истории раннесредневековой Европы // Ск. сб. Таллинн, 1970. Вып. 15. С. 53–55.

Чернигов - один из крупнейших и самых значительных древнерусских городов Среднего Поднепровья. В летописи он впервые назван под 907 г. в числе городов - получателей византийской дани.

Черниговская земля. Чернигов - один из крупнейших и самых значительных древнерусских городов Среднего Поднепровья. В летописи он впервые назван под 907 г. в числе городов - получателей византийской дани (ПСРЛ, т. I, стр. 31). Город занимал правый, высокий берег р. Десны и состоял из нескольких укрепленных частей. Детинец (площадь около 16 га) располагался на возвышенном мысу при впадении р. Стрижет, в Десну. К детинцу с севера и запада примыкал окольный город (около 40 га), с юго-запада - Третьяк (площадь около 20 га). Вся эта территория охватывалась обширным полукольцом Предградья (площадь около 80 га), укрепления которого, судя по планам XVIII в., переходили на левый берег Стриж-1тя. Под детинцем и к югу от него находился на пониженной и иногда затопляемой части Деснийской поймы Черниговский подол. Общая укрепленная площадь Чернигова превышала 150 га. Древнейшее ядро города окружали курганные могильники.

История Чернигова насыщена важными политическими событиями. Уже в начале XI в. город стал столицей Мстислава Владимировича Тмутараканского, поделившего со своим братом Ярославом Мудрым Русь но Днепру. Мстислав строит здесь один из первых каменных храмов - величественный Спаский Собор. Черниговское княжество обособляется от Киева до второй половины XI в. После Любечского съезда (1097 г.) в городе окончательно утверждаются потомки Святослава Ярославича. До середины XIII в. Черниговская земля входила в число важнейших и обширнейших древнерусских княжеств. Владения черниговских князей простирались от бассейна верхнего течения р. Оки па северо-востоке до Курска и Северского Донца на юге и Клецка и Слуцка - на западе. Князья из династии черниговских Ольговичей и Давыдовичей не раз занимали великокняжеский киевский стол. Иногда они воевали, но чаще выступали совместно с половцами в междоусобной борьбе, чем заслужили печальную славу в памяти современников. Чернигов был центром епархии, епископы которой подчиняли себе длительное время и муромо-рязанские земли. Город неоднократно подвергался военным нападениям, выдержал несколько жестоких осад, но во время Батыева нашествия был основательно разрушен. Уже во второй половине XI в. в Чернигове, судя по данным летописи, помимо детинца, существовал и окольный город. Время сооружения Предградья устанавливается предположительно: первая половина - середина XII в., когда Чернигов вступил в пору своего расцвета.

О глубокой древности Чернигова свидетельствуют не только величественные курганные раскопки языческого некрополя, но и особый цикл черниговских былин. К сожалению, от собственного черниговского летописания сохранились лишь незначительные отрывки, что затрудняет изучение многовековой истории города.

Археологические исследования в Чернигове начались давно, но до конца 40-х годов XX в. они велись от случая к случаю, без особой целенаправленности. Внимание раскопщиков привлекали остатки монументальных построек. Лишь массовые раскопки черниговских курганов, осуществленные в 70-80-х годах XIX в. Д. Я. Самоквасовым, а затем в 1908 г. участниками XIV Археологического съезда, дали много цепных материалов по ранней истории города. После Великой Отечественной воины положение изменилось. В черниговском детинце широкими площадями провел раскопки Б. А. Рыбаков. В течение нескольких лет здесь работала экспедиция Института археологии АН УССР (В. А. Богусевич, Д. И. Блифельд). Архитектурные памятники города исследовали П. В. Холостенко и П. Д. Барановский. Сейчас раскопки в Чернигове и наблюдения за строительными работами осуществляют Исторический музей и Историко-архитектурный заповедник (В. П. Коваленко, А. А. Карпобед).

Накопленные материалы во многом уточнили и прояснили картину возникновения и развития города. Культурные слои IX-X вв. обнаружены в детинце, в Третьяке, около Елецкого монастыря. Раннеславянская (роменская) керамика найдена на городище и селище в урочище Еловшина (окраина современного города, левый берег р. Стрижня). Таким образом, к началу X в. на территории Чернигова существовало несколько поселений. О том же говорят соответствующие им курганные группы. Пока трудно установить место древнейшего поселения славян в Чернигове. В первой половине X в. центром, стягивающим вокруг себя остальные поселки, становится городище в устье р. Стрижня. Ранний Чернигов, как и Киев, представлял собой агломерацию поселений, еще разделенных необжитыми территориями, занятых некрополями и сельскохозяйственными угодьями. Но в нем имелся свой общественно-политический центр и главное языческое капище, находившееся в пойме Десны на песчаной возвышенности, недалеко от Ильинской церкви XI в., сохранившее в местной топографии название «Святая роща».

В Чернигове - обосновалась местная княжеская династия, представители которой были похоронены в огромных курганах «Княжны Чорны» и «Черной Могиле», Князей окружали могущественные бояре, величественные погребальные насыпи которых являются центрами отдельных курганных групп. Возможно, некоторые из этих бояр вышли из местной родоплеменной знати, подчинившей себе окрестные поселки.

Ранний детинец, по предположению Б. А. Рыбакова, занимал юго-западную, более возвышенную часть его будущей территории. И действительно, последующие раскопки обнаружили в 50-70 м восточнее Спасского собора засыпанный позже ров. Княжеский двор в XI в. находился неподалеку от Спасского собора, на месте построенного в начале XII в. Борисоглебского храма. Под его полами и рядом с ним были вскрыты фундаменты двух дворцовых палат. С расширением площади детинца до берегов Стрижня княжеский двор в начале XII в. переместился на северо-восток. Его местоположение фиксируется остатками Михайловской и Благовещенской церквей, исследованных Б. А. Рыбаковым.

Епископский двор располагался к западу от кафедрального Спасского собора. От него сохранились фундаменты обширной двухкамерной каменной постройки, некогда украшенной фресковой росписью и поливными плитками. В детинце обнаружены также усадьбы феодальной знати и жилища непривилегированного, возможно, зависимого населения.

Раннегородской период истории Чернигова завершается во второй половине XI в., когда окончательно складывается плановая структура города с детинцем и первым окольным городом (вероятно, включая, Третьяк), появляются первые пригородные монастыри. О системе уличной планировки города судить трудно. Можно лишь предположить, что ее основу образовывала сквозная магистраль, па юге выводившая на дорогу к Киеву, а на северо-востоке - к Седневу и Новгороду-Северскому. Ее пересекала улица, через Любецкие ворота вливавшаяся в путь на Любеч и Гомель.

Расцвет Чернигова в XII в. отмечен возведением новых укреплений (острога) вокруг Предградья и массовым каменным строительством. Помимо сооружения епископских палат и нескольких храмов, в детинце строятся Успенская церковь в Елецком монастыре и Пятницкая церковь на торгу у стен первого окольного города.

В процессе раскопок в разных частях Чернигова (детинец, Третьяк, окольный город, Предградье) обнаружено несколько десятков жилых и хозяйственных построек XI-XIII вв. Наряду с рядовыми, частично заглубленными в землю жилищами найдены и богатые наземные жилые комплексы, интерьер которых украшали разноцветные поливные плитки (детинец, Третьяк). Следы ремесленного производства зафиксированы в детинце (кузнечный горн), на Подоле (печи для обжига кирпича), и Предградье около Пятницкой церкви (железоделательное, ювелирное, гончарное). На территории Чернигова найдено несколько кладов с высокохудожественными дорогами вещами. Судя по тому что часть кладов происходит с территории Предградья, здесь также располагались боярские дворы. Следовательно, социальная топография Чернигова и других древнерусских городов была одинаковой. Боярские усадьбы вперемежку с дворами торгово-ремесленного населения размещались во всех частях города, средоточием административно-политической жизни которого был детинец.

По материалам книги «Древняя Русь. Город, замок, село». Под редакцией Б.А. Колчина. «Наука», Москва 1985г.

Русская Цивилизация

Главным ориентиром при определении территории полян летопись называет Днепр: «Тако же и ти словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошася поляне…» (ПВЛ, I, с. 11). В другом месте летописи уточняется, что полянам принадлежало Киевское Поднепровье. Рассказывая о возникновении Киева, летописец сообщает, что в Киеве жили поляне: «…бяху мужи мудри и смыслеши, нарицахуся поляне, от них же есть поляне в Киеве и до сего дне» (ПВЛ, I, с. 13). Кроме Киева, полянам принадлежали города Вышгород, Василев, Белгород. Этимология названия поляне прозрачна (Фасмер М., 1971, с. 322). Этноним образован от слова «поле», что в древности означало открытое, безлесое место. Об этом имеется запись в летописи: «Полями же прозвани быши, зане в поли седяху…» (ПВЛ, I, с. 23). Киевское Поднепровье в значительной степени лежало в полосе лесостепи с преобладанием плодородных черноземных почв. Еще в скифское время эта область была широко освоена земледельческим населением. В период славянского освоения этой территории здесь, нужно полагать, было много безлесых участков, которые перемежались рощами и дубравами. Этот район заметно отличался от сплошных лесных массивов, заселенных западными соседями полян - древлянами.

Длительное время в исторических работах господствовало мнение, согласно которому полянам отводили небольшой правобережный участок от Киева до р. Рось. Лишь около Киева полянская земля захватывала узкой полосой левый берег от устья Десны до р. Кордня (Барсов Н. П., 1885; Грушевский М. С., 1911; Середонин С. М., 1916; Андріяшев О., 1926; Мавродин В. В., 1946).

Раскопки славянских курганов в Киевском Поднепровье начались в середине прошлого столетия. Одним из первых серьезных исследователей этих курганов был Я. Я. Волошинский, раскопавший в 60-х годах более полусотни насыпей на территории Киева (Волошинский Я. Я., 1876, с. 16; Каргер М. К., 1958, с. 127-230) и несколько - близ окрестных сел Мархалевка и Совки (Волошинский Я. Я., 1876, с. 59, 60). В 70-х и 80-х годах XIX в. раскопками курганов занимались Т. В. Кибальчич, Э. К. Витковский, А. П. Богданов (Витковский Э. К., 1878, с. 24, 25; Кибальчич Т. В., 1879, с. 98; Богданов А. П., 1880, с. 308).

В те же годы начал свои полевые работы В. Б. Антонович. Особенно крупные раскопки курганов велись этим исследователем в последнем десятилетии XIX и начале XX в. (Антонович В. Б., 1879, с. 256-259; 18936; 1895; 1901а; 1906, с. 29-32).

К последним годам XIX в. относятся также небольшие раскопки курганов В. В. Хвойки и М. К. Якимовича (Хвойко В. В., 1899, с. 80; 1901, с. 181, 182; Якимович М. К., 1900, с. 201-203).

Очень большие работы по изучению славянских курганов на левобережной части Среднего По-днепровья произведены в конце прошлого столетия и в начале XX в. Д. Я. Самоквасовым. Ему же принадлежат и менее крупные раскопки курганов в южной части земли полян (Самоквасов Д. Я., 1892, с. 30, 73- 76, 86; 1906, с. 121; 1908а, с. 188-226; 19086, с. 188-206; 1916, с. 51-91).

На южной окраине Полянского региона и за его пределами, там, где славянские курганы перемежаются с кочевническими, значительные раскопки провел Н. Е. Бранденбург (Бранденбург Н. Е., 1908).

В последующие десятилетия XX в. раскопки курганов были менее значительны, поскольку к тому времени большинство курганных могильников в области расселения полян уже было уничтожено пашней или погибло, как, например, в Киеве, в результате строительной деятельности. К 1913-1915 гг. относятся небольшие раскопки А. Эртеля около с. Совки (Самойловський I. М., 1954, с. 154-156). В 20-х годах раскопками курганов в ареале полян нанимались В. Е. Козловская, М. Я. Рудинский и П. И. Смоличев (Козловська В. Е., 1925, с. 25, 26; 1930, с. 42, 43; Смолічев П. /., 1926, с, 178-180; 1931, с. 56-64; Рудинсъкий М., 1928, с. 56, 57).

После Великой Отечественной войны раскопки курганов в ареале полян вели Я. В. Станкевич (Станкевич Я. 5., 1947, с. 100; 1949, с. 50-57; 19626, с. 6-30), Д. И. Блифельд (Бліфелъд Д. I., 1952, с. 128-130; Блифельд Д. И., 1954, с. 31-37; Бліфельд Д. /., 1955, с. 14-18; 1977), Р. И. Выезжев (Выезжав Р. И., 1954а, с. 33-36). Интересные материалы дали исследования курганов полян в окрестностях Любеча и Чернигова, произведенные С. С. Ширинским (Ширинский С. С., 1967, с. 241; 1969, с. 100-106). Всего на территории, которая отводится полянам, к настоящему времени раскопано около 2 тыс. курганов, расположенных в нескольких десятках могильников.

Попытки выделить территорию полян по курганным материалам до недавнего времени не приводили к положительным результатам. По-видимому, упомянутое мнение историков о незначительности полянской земли влияло на выводы археологов. В. Б. Антонович высказал предположение, что полянам принадлежали курганы с захоронением коня. В связи с этим курганы, раскопанные им к западу от Киева, в бассейнах Тетерева, Ужа и Ирпени, и не содержащие конских погребений, он приписывал древлянам (Антонович В. Б., 18936; 1897, с. 69). Аналогичные курганы на территории Киева также считались древлянскими.

С другой стороны, в историко-археологической литературе укоренилось представление, что днепровское лесостепное левобережье целиком принадлежало северянам (Самоквасов Д. Я., 19086). Принадлежность всех левобережных курганов северянам Д. Я. Самоквасов обосновывал историческими и археологическими доводами. Исследователь полагал, что на основе косвенных данных русских летописей такие крупные города левобережья, как Чернигов и Переяславль, нужно считать политическими центрами северян. Курганы под Черниговом, Переяславом имеют полное сходство с курганами Седнева, Стародуба и Любеча. Следовательно, вся эта территория, по Д. Я. Самоквасову, принадлежала одному племени - северянам. Способ погребения в курганах днепровского лесостепного левобережья языческий и, как он полагал, соответствует описанному Нестором погребальному ритуалу северян.

Выводы В. Б. Антоновича и Д. Я. Самоквасова были признаны и некоторыми другими исследователями. Полянам оставалась небольшая территория, примыкавшая к Днепру на сравнительно небольшом его отрезке. А. А. Спицын, описав разнообразие погребальных обрядов в курганах окрестностей Киева, не смог установить какие-либо типично полянские племенные признаки. Исследователь пришел к выводу, что «обряд погребения и вещи указывают на полную аналогию полянских курганов с одновременными волынскими и древлянскими» (Спицын А. А., 1809в, с. 323).

Попытку выделить специфически полянские особенности в курганах Киевского Подпепровья предпринял Ю. В. Готье (Готье Ю. В., 1930, с. 239, 240). Исследователь полагал, что для погребального обряда полян в IX-X вв. было характерно исключительно трупосожжение. В курганах под кострищем встречаются плотные глиняные, площадки (как их называл Ю. В. Готье, плотно сбитый глиняный ток), устроенные несколько выше оснований насыпи. Сожженные кости помещены в глиняных сосудах, рядом с которыми попадаются серьги и бляшки, близкие к изделиям из киевских кладов. Такие курганы встречены на небольшой территории, ограниченной с востока Днепром, на юге - Поросьем, на северо-западе - Ирпенью. Эту небольшую область Ю. В. Готье и рассматривал в качестве ареала полян.

Б. А. Рыбаков первым обратил внимание на несоответствие маленького участка, отводимого полянам, и их важного исторического значения (Рыбаков Б. А., 1947, с. 95-105). Пересмотрев письменные свидетельства, Б. А. Рыбаков показал, что в летописях нет данных для отнесения Чернигова, Переяславля и Любеча к северянским городам. Наоборот, Чернигов и Переяславль объединяются с Киевом в одно целое, именуемое Русью (это название заменило собой этноним поляне). Есть и другие свидетельства летописи о политической близости обоих берегов среднего Днепра, но нет никаких данных, что Днепр был рубежом между полянами и северянами. На основе археологических материалов Б. А. Рыбаков установил, что на обширной территории, примыкающей к среднему Днепру как с запада, так и с востока и включающей Киев, Любеч, Чернигов, Переяславль и Стародуб, господствуют трупоположения в подкурганных ямах. С северо-востока к этой территории примыкает область курганов с погребениями на горизонте и со спиральными височными кольцами. Эта область соответствует Северскому княжеству XII в. и Северской земле позднейшего времени, и население ее в курганную эпоху можно признать летописными северянами. Ареал же курганов с трупоположениями в ямах на обоих берегах Днепра - на киевском и на переяславском - соответствует территории расселения полян.

Таким образом, Б. А. Рыбакову удалось найти правильное направление в поисках характерных признаков Полянских курганов. Позднейшие археологические изыскания в этом направлении показали, что курганы с захоронениями в ямах в Киевском Поднепровье действительно служат существенным показателем для восстановления территории полян.

В 1961 г. Е. И. Тимофеев, картографировав курганы с ямным обрядом погребения, очертил правобережную часть Полянского ареала (Тимофеев Е. И., 1961а, с.’ 67-72; 196ІВ, с. 105-127). Затем И. П. Русанова исследовала всю область распространения курганов X-XII вв. с трупоположениями в ямах (Русанова И. П., 1966а). Совокупность исторических и археологических материалов позволила И. П. Русановой утверждать, что курганы с погребенными в ямах, вырытых в материке, можно считать надежным племенным признаком полян. Действительно, для полянской земли с самого начала появления трупоположений были характерны захоронения в подкурганных ямах. При учете ареалов соседних племен, определенных по иным данным, нужно признать, что распространение курганов с ямными трупоположениями дает некоторое представление о территории полян.

Невозможно приравнять эту особенность курганных погребений полянского ареала к этноопределяющим височным украшениям кривичей, вятичей, радимичей и других племен. Курганные захоронения в грунтовых ямах, особенно в пограничных полянско-древлянском, полянско-дреговичском и полянско-северянском районах, могли быть оставлены и соседями полян. Иноплеменное население, переселившееся на полянскую территорию, хоронило умерших, как и поляне, в подкурганных ямах. Например, Киев, как и другие крупные города древней Руси, безусловно, принял выходцев из многих земель. Между тем все трупоположения киевских некрополей находились в грунтовых ямах.
И. П. Русанова, как и Е. И. Тимофеев, полагает, что курганы с ямными трупоположениями в лесной зоне Восточной Европы оставлены колонистами из Среднего Поднепровья, в основном из полянской земли. С этим положением согласиться никак нельзя. В лесной зоне Восточной Европы эволюция славянской курганной обрядности шла самостоятельно и совсем иными путями. Древнейшие трупоположения здесь находятся в основаниях курганных насыпей. Позднее под курганами появляются неглубокие могильные ямы. В конце XII-XIII в. глубина грунтовых ям постепенно увеличивается, а размеры курганных насыпей уменьшаются.

Для определения границ ареала полян необходимо использовать иные особенности их курганов. Такой деталью, свойственной исключительно полянским погребальным насыпям, является глиняная под-мазка, на которой разжигали костер и помещали остатки трупосожжения.

Курганы с глиняными площадками для трупосожжений исследованы в Киеве, Любече, Китаєве, Мархалевке, Седневе, Сибереже, Моровске, Табаевке, Ходосове. На основе распространения этих курга-нов и при учете всех прочих наблюдений территория расселения полян обрисовывается в следующих пределах (карта 14). Как уже отмечалось, на западе рубежом между древлянами и полянами был лесной массив на правобережье Тетерева. По Днепру на север полянская территория простиралась до окрестностей Любеча, а по Десне - до р. Мена. Севернее выявляется бескурганная полоса, которая и была порубежьем между полянами и радимичами. На востоке Полянский регион от северянского отделяли области, характеризуемые солонцеватыми почвами, где не было поселений. На юге границей собственно полянской территории, очевидно, служил водораздел между правыми притоками Днепра - Ирпенью и Росью. На юго-востоке полянам принадлежали окрестности Переяславля. Бассейн Роси имел смешанное население. Здесь наряду со славянскими курганами известны многочисленные могильники тюркоязычного населения. У нас нет оснований относить все славянские курганы Поросья к памятникам полян. Не исключено, что славянское население этого региона формировалось из различных племен.

Таким образом, в регион полян входили города Киев, Любеч, Переяславль, что полностью согла-суется с данными русских летописей. Чернигов находился в пограничной, может быть смешанной, полянско-северянской полосе. Поселения с керамикой пражско-корчакского типа на этой территории немногочисленны и известны только на правобережной части - в районе Киева и на Ирпени. Более многочисленны поселения с керамикой типа Луки-Райковецкой (карта 10). Кроме окрестностей Киева и поречья Ирпени, они распространяются гораздо южнее, до Роси. Зиачитель-ные часть памятников с керамикой типа Луки-Райковецкой сконцентрирована в правобережной части Среднего Поднепровья, в связи с чем.можно полагать, что формирование полян началось на правобережной Киевщине.

Курганные захоронения VI-VIII вв. в ареале полян полностью отсутствуют. По-видимому, в то время славянское население Киевского правобережья хоронило умерших в бескурганых могильниках по обряду труносожжения. Правда, подобные могильники здесь до настоящего времени не найдены. Но это, видимо, объясняется исключительно трудностью обнаружения грунтовых погребений, не имевших каких-либо наземных признаков.

Наиболее ранние курганы в Полянском ареале относятся к IX в. (табл. XXVIII). Если у древлян и дреговичей курганы с захоронениями по обряду трупосожжения и с лепными глиняными урнами довольно многочисленны и разбросаны на значительной площади, то в земле полян такие курганы зафиксированы только в двух пунктах - в могильнике на Кирилловской улице в Киеве и в одной насыпи у с. Ха-лепье южнее Киева, где лепной сосуд обнаружен вместе с гончарным. Этот факт явно свидетельствует об относительно позднем появлении курганных захоронений на полянской территории.

В IX-X вв. у полян распространены дна обряда погребения - кремация и ингумация. Как и в других древнерусских районах, у полян сожжение умерших совершалось или на стороне, или на месте сооружения кургана. Пережженные кости в курганах оставляли на кострище или собирали и помещали в верхней части насыпи. Встречаются как урновые, так и безурновые захоронения. Курганные трупосожжения полян обычно безынвентарны. В некоторых курганах Киева, Чернигова, Седнева, Любеча и Шестовиц встречены украшения, металлические принадлежности одежды, предметы труда и быта и изредка оружие. Все вещи принадлежат к типам, известным по Полянским курганам с трупоположениями. В Любечских и Седневских курганах найдены височные украшения - перстнеобразные кольца, а в кургане у с. Совки - трехбусинное височное кольцо. Исключительным богатством отличаются княжеские черниговские курганы Черная Могила и Безымянный (см. ниже, в разделе, посвященном дружинным курганам).

Курганы с трупосожжениями в основном сосредоточены вокруг древнерусских городов - Киева, Чернигова, Любеча, по в небольшом количестве встречаются на всей полянской территории. Большинство Полянских курганов с сожжением ничем не выделяется среди курганных насыпей южной части восточнославянской территории. По строению, деталям погребального обряда и вещевому материалу они идентичны курганам древлян, волынян и дреговичей. Но, как уже подчеркивалось, есть одна особенность, присущая лишь относительно небольшому числу насыпей, которая выделяет Полянские курганы с сожжением. Это - глиняная подмазка, па которой разжигали костер и помещали остатки трупосожжения. Происхождение этой особенности погребального обряда Полянских курганов неясно. Вполне возможно, что появление ее обусловлено практическими целями - стремлением укрепить глиной поверхность, на которой предстояло совершить захоронение.

Карта 14. Расселение полян. а - курганные могильники с типично полянской особенностью (курганы с глиняными площадками под трупосож-жениями); б - могильники с курганами, содержащими захоронения по обряду кремации умерших; в - курганные могиль-ники исключительно с трупоположениями; г - типично древлянские могильники; д - могильники с дреговичскими бусами; е - могильники с радимичскими височными кольцами; ж — могильники с северянскими украшениями; з - групповые могильники славян; и - курганы печенегов; к - болотистые пространства; л - лесной массив; м - солонцеватые почвы
1 - Любеч; 2 - Пересаж; 3 - Мохнати; 4 - Галков; 5 - Голубовка; 6 - Сибереж; 7 - Велико-Листвен; 8 - Та-баевка; ІІ - Кашовка; 9а - Звеничев; 10 - Белоус Новый; 11 -Седнев; 12-Гущино; 13 - Чернигов; 14 - Мишкин; 15 — Борамыки; 16 - Березна; 17 - Шестовицы; 18 - Моровск; 19-Жукино; 20 - Глебовна; 21 - Вышгород; 22 - Жи-ляны; 23 - Нежиловичи; 24-Глеваха; 25 - Ходосово; 26 - Киев; 27 - Совки; 28 - Почтовая Вита; 29 - Мархалевка; 30 - Олешполь; 31 - Водокия; 32 - Грубск; 33 - Токовыско; 34 - Фастовка; 35 - Барахтянская Ольшанка; 36 - Бугаевка Великая; 37 - Китаев; 38 - Безрадичи Старые; 39 - Германовская Слобода; 40 - Триполье; 41 - Халепье; 42 - Витачев; 43 - Щучинка; 44 - Стайки; 44а - Гребни; 45 - Хальча; 46 - Ромашки; 47 - Переяславль; 48 - Войница; 49 - Коры-тище; 50 - Зеленки; 51 - Леплява; 52 - Вчорайше; 53 - Ягнятин; 54 - Бурков-цы; 55-Буки; 56 - Шамраевская Стадница; 57 -Сквирка; 58 - Дрозды; 59 - Чепелиевка; 60 - Занудовка; 61 - Россава; 62 - Карапыши; 63 - Козин; 64 - Емчиха; 65 - Мироновна; 66-- Пешки; 67 - Степанцы; 68 - Канев; 69 - Половецкий; 70 - Николаевна

Курганы с ямными трупоположениями распространены на территории полян с X по XII в. Специально этим курганам посвящена работа И. П. Русановой, в которой на основании вещевых материалов обоснована их дата (Русанова И. П., 1966а, с. 17-24). По внешнему виду курганы полян не отличаются от погребальных насыпей других древнерусских областей. Они образуют, как правило, скученные могильники, насчитывающие десятки и сотни курганов. Глубина могильных ям колеблется от 0,2 до 2 м. Курганы с наиболее глубокими ямами (свыше 1 м) встречены в Киеве и его окрестностях, а также в окрестностях Чернигова и в Любече. На остальной территории господствуют сравнительно неглубокие (0,5-1 м) могильные ямы, а самые мелкие (0,2-0,3) - известны лишь на окраинах полянского ареала.

В Киеве и в окрестностях Чернигова исследовано довольно много курганов с трупоположениями в деревянных срубах (так называемые срубные гробницы). В других местах Полянского ареала вместо бревенчатых срубов повсеместно встречаются четырехугольные рамы, сложенные из брусьев. В том и другом случаях зафиксированы перекрытия могильных ям двускатной крышей. Таким образом, деревянные сооружения в подкурганных ямах можно считать характерными для полянской территории.

Иногда стенки ям бывают выложены досками. Известен также обычай обмазывать дно и стенки могильных ям глиной, реже - известью, или обкладывать их берестой.

Положение и ориентировка умерших в полянских курганах общеславянские. Восточная ориентировка зафиксирована в одном из курганов (94) Киевского некрополя, в одной насыпи (9) Вышгородского могильника и в трех курганах Грубского могильника. В Киевском некрополе есть также погребенные, обращенные головами на юг, юго-восток и северо-восток, что связано с разноплеменным составом населения этого города. Единичные захоронения с умершими, обращенными головами на юго-восток (Сквирка) и северо-восток (Вчорайше), зарегистрированы па окраине полянской территории. Различная ориентировка погребенных, бесспорно, отражает разноэтнический характер курганного населения. Погребенные, обращенные головами к востоку, в Полянском ареале могли принадлежать и выходцам из среды тюркских кочевников и ославяненным верхнеднепровским балтам. Для той и другой этнических групп восточная ориентировка умерших обычна. Меридиональную ориентировку погребенных в земле полян можно рассматривать как ритуал, занесенный переселенцами из финно-угорских областей лесной зоны Восточной Европы.

Полянские погребения в подкурганиых ямах, как правило, безынвентарны. Только треть исследо-ванных трупоположений содержит вещевые находки, обычно немногочисленные. В комплексе женских украшений нет таких, которые были бы характерны только для Полянского ареала. Все вещи имеют весьма широкое распространение и принадлежат к общеславянским типам (табл. XXVII).

Височные украшении представлены главным образом перстнеобразными кольцами со сходящи-мися концами или полутораоборотными (табл. XXVII, 1.8- 21). Первые из них известны в курганах всех восточных славян, по только в курганах племен юго-западной группы они весьма распространены; вторые принадлежат к специфически юго-западным. В пяти могильниках, расположенных в западной части Полянского ареала (Грубск, Почтовая Вита, Ромашки, Буки и Ягнятин), встречены единичные перстнеобразныс височные кольца с S-видным завитком на конце (табл. XXVII, 22). Некоторые перстнеобразные височные кольца имели на одном конце завиток (табл. XXVII, 23, 25), или один конец, их был загнут петлеобразно (табл. XXVII, 26). На некоторые перстнеобразные кольца были надеты бусы (табл. XXVII, 24).

Единичными находками представлены другие типы височных украшений. Это трехбусинные кольца (табл. XXVII, 27, 33). Они происходят из Киева, Переяславля, Чернигова и Леплявы. В Киеве, Переяславле и Лепляве найдены перстнеобразные завязанные височные кольца (табл. XXVII, 35); в Киевском некрополе - серьги с привеской в виде виноградной грозди (табл. XXVII, 28).

Обычно височные кольца находят у головы покойной по одному или по два. В виде исключения встречается до пяти - семи колец, нанизанных на ремешок или тканую лепту, окружавшие голову. Ка-кие-либо иные остатки головного убранства в курганах не встречены.

Шейные ожерелья из бус найдены только в Киевских курганах (табл. XXVII, 36) и в одном из погребений в Грубске. В других курганах бусы встречаются, но представлены одним или двумя экземплярами (табл. XXVII, 38). Наиболее распространенными были стеклянные бусы - позолоченные, желтые, зеленые, синие, глазчатые, так называемые лимонки. Кроме того, встречаются мелкие металлические зерненые и сердоликовые бусы. Довольно частой находкой в по-лянских курганах являются небольшие литые пуговки грушевидной или биконической формы (табл. XXVII, 29-31, 34, 40, 41, 43, 44). Как в женской, так и в мужской одежда они нашивались на позументные ленточки, которые были составной частью ворота. Из нагрудных украшений, кроме того, в единичных курганах встречены лунницы (табл. XXVII, 39) и бубенчики. В нескольких погребениях в Киевском некрополе, в курганах Переяславля, Китаева, Ромашек и Стайков найдены крестики.

На руках женщин в захоронениях чаще находят только перстни - проволочные гладкие или ви-тые, узкопластинчатые или плетеные (табл. XXVII, 45-48). Браслеты встречены только в трех могильниках (Киев, Буки, Емчиха). Принадлежности пояса представлены прямоугольными или лировидными пряжками и литыми кольцами (табл. XXVII, 42, 49). Имеются также подковообразные застежки (табл. XXVII, 37). Обычной находкой являются железные ножи. Изредка встречаются шиферные пряслица.

Погребения полян, как правило, по сопровождаются глиняными сосудами. Горшки встречены только в десяти погребениях Киевского некрополя и по одному - в курганах Вышгорода и Ромашек. В полянской земле известно довольно много погребений с деревянными ведрами (Барахтянская Ольшанка, Грубск, Киев, Леплява, Переяславль, Седнев).

Из предметов вооружения несколько раз были найдены только наконечники копий (Чернигов, Грубск).
Хронология Полянских курганов разработана в упоминавшейся работе И. П. Русановой. Помимо общей датировки этих курганов X-XII вв. исследовательница распределила их на три хронологические группы - X-XI вв.; XI в.; XI-XII вв. Различия между отими группами обнаруживаются лишь в некоторых типах вещевого материала. Детали погребального обряда и строения насыпей остаются на протяжении трех столетий неизменными. Можно лишь заметить, что в целом курганы XI- XII вв. меньше, чем насыпи более раннего времени.

Поляне первыми из славянских племен стали называться русью: «…поляне, яже ныне зовомая Русь» (ПВЛ, I, с. 21). Отсюда, из Киевской земли, этот этноним постепенно распространился на все вос-точнославянские племена, входившие в состав древнерусского государства.

Исследователи уже давно обратили внимание на то, что в летописях термин «Русь» («Русская земля») имеет двоякое значение. С одной стороны, русью называются все восточные славяне, с другой - небольшой участок Среднего Поднепровья, в основном полянская земля. Еще в XI-XII вв. Киевщина под назвнием Руси, Русской земли противопоставляется не только северным областям - Новгородской, Полоцкой, Смоленской, Суздальской и Рязанским землям, но и южным - древлянская земля, Волынь и Галичина исключаются из Руси. Очевидно, Русь - местное название области Киевского Поднепровья, упоминаемое в арабских источниках с середины I тысячелетия н. э. (Тихомиров М. Н., 1947, с. 60-80). Это название сначала перешло на полян, а из Киевщины - на всех восточных славян.

Согласно летописным данным, первоначальная Русь включала оба берега среднего Днепра с городами Киевом, Черниговом и Переяславлем. Более детально территория Руси определена исследованиями А. Н. Насонова (Насонов А. Н., 19516, с. 28-46) и Б. А. Рыбакова (Рыбаков В. А., 1953а, с. 23-104). А. Н. Насонов включает в древнейшую Русь Киевское Поднепровье с Тетеревом, Ирпенью и Росью на правом берегу и нижней Десной, Сеймом и Сулой - на левом. На западе Русская земля (по А. Н. Насонову) достигала верховьев Горыни. Время этой Руси определяется исследователем с IX до XI в.

Более фундаментально исследована рассматриваемая проблема Б. А. Рыбаковым. Города Погоры-нья он справедливо исключает из первоначальной Руси и очерчивает ее территорию в основном в преде-лах днепровского левобережья. Северная граница Русской земли, согласно Б. А. Рыбакову, проходила примерно через города Белгород, Вышгород, Чернигов, Стародуб, Трубчевск, Курск. Южные пределы этой земли но письменным данным определить трудно, но во всяком случае они включали Поросье. Бас-сейн Роси, по мнению Б. А. Рыбакова, был основной частью Руси. Исследователь относит возникновение Русской земли к VI в., когда образовался союз племен русов и северян, в который позднее вошли и поляне.

К древностям русов Б. А. Рыбаков отнес пильчатые, антропоморфные и зооморфные фибулы, браслеты, подвески, поясные наборы и височные кольца, находимые в основном в составе кладов типа Мартыновского. В настоящей работе эти древности уже, рассматривались и на основе находок их па поселениях пражско-пеньковской культуры были связаны с одной из славянских племенных группировок середины I тысячелетия н. э.- антами.

П. Н. Третьяков, соглашаясь с мыслью Б. А. Рыбакова о принадлежности древностей мартынов-ского типа русам, высказал предположение, что население пеньковской культуры в восточной, днепров-ской, части ее ареала называлось русами. В составе этого па-селения были не только славяне, но скорее всего и потомки племен восточных черняховских областей, которые прииадлежали сармато-аланам (Третьяков II. Н., 1968, с. 179-187).
Племя русь, или рось, было известно в Среднем Поднепровье или на его периферии еще до прихода туда славян. Впервые этноним «рус» (hrus) упоминается в сирийской хронике VI в. псевдо-Захарии Митиленского (Пигулевская Н. В., 1952, с. 42-48). Там говорится, что племя русь - рослый и сильный народ - обитало в первой половине VI в. севернее Азовского моря, где-то по Дону или за Доном.

Происхождение этнонима рось-русь остается невыясненным, однако несомненно, что он не сла-вянский. Все названия восточнославянских племен имеют славянские форманты: -ичи (кривичи, дреговичи, радимичи, вятичи, уличи) или -ане -яне (поляне, древляне, волыняне). Тюркским языкам не свойственно начальное «р», поэтому тюркское происхождение этнонима рось-русь невероятно (этноним русский в тюркских языках приобрел форму орос-урус). Остается предположить иранское начало рассматриваемого племенного имени. Очевидно, в процессе славянизации местного ираноязычного населения этническое название его было воспринято славянами.

Имеется большая литература относительно возможного происхождения этнонима рось-русь. Ис-следования XIX и начала XX в. изобилуют норманистскими высказываниями, согласно которым этот этноним ведет начало от варягов. Часто повторяется, что финское ruotsi означает скандинавов, и эта основа в форме русь была перенесена на восточных славян. В древней Руси имелись дружины скандинавов-варягов. Согласно записям в Повести временных лет они организовали древнерусскую государственность: «„Поищемъ собѳ князя, иже бы володелъ нами и судилъ по праву». И идоша за море къ варягомъ, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь… И от техъ варягъ проз-вася Руская земля…» (ПВЛ, I, с. 18).

Научные изыскания показали, что отождествление варягов с русью не первоначально, ибо отсут-ствует в древнейших летописных текстах и вставлено в Повесть временных лет лишь ее составителем (ПВЛ, II, с. 234-246; Рыбаков Б. А., 1963, с. 169-171). Термин русь явно не скандинавский, он тесно связан с южной географической и этнической номенклатурой и в византийских источниках фигурирует уже с начала IX в.

Недавно польский лингвист С. Роспонд привел новые дополнительные факты, свидетельствующие против норманского происхождения этнонима русь (Роспонд С., 1979, с. 43-47). Правда, этот исследователь пытается объяснить его происхождение из собственно славянского материала, что не выглядит убедительным. Имеются и гипотезы о балто-славянской основе рассматриваемого племенного имени . Эта керамика характерна для всего славянства в период после Великого переселения и до образования славянских государств. Хотя и позже, когда в городах вовсю работали гончарные мастерские, в селах продолжали лепить традиционные горшки. Такой была керамика и балтийских славян, и дунайских, и на Адриатике, и на Днепре.
Пеньковская культура простиралась в V-VII вв. от Нижнего Дуная до Северского Донца. Но в отличие от более западных славян, пеньковцы не знали курганов (господствовали урновые и ямные трупосожжения) и височных колец, по которым обычно различают группировки славян. Считается, что эти особенности достались пеньков- цам от славян Черняховской культуры, на которых оказало влияние двухвековое общение с готами, сарматами, даками, кельтами, аланами и другими жителями Северного Причерноморья II-IV вв. н.э.



Л 5

основные памятники пеньковской культуры

/>

Культурный слой на всех поселениях славян очень незначителен. Значит, период эксплуатации каждого селища был недолгим. Очевидно, это связано с неспокойной обстановкой в то время. Славянские племена в V-VII вв. появились на исторической арене как воины, беспокоившие границы Византии, и известно, что жители Поднепровья тоже участвовали в этих походах. Кроме того, подсечно-огневая система земледелия, которую практиковали тогда славяне, требовала частых переселений на новые места (после истощения почвы).
Застройка славянских поселений, как и почти везде, бессистемна, укреплений нет. Но на данной территории жили не только славяне. Обычно индикатором пеньковской культуры называют пальчатые и антропоморфные фибулы (застежки для плащей) . Производились они, по мнению ряда ученых, на Пастырском городище в Поднепровье.
Славяне, как известно, до принятия христианства покойных сжигали. Но в достоверных погребениях с трупосожжениями подобные фибулы не найдены. Зато обнаруживают их в захоронениях по обряду ингумации. Таких умерших хоронили вытянуто на спине, головой на северо-запад, с руками, лежащими вдоль туловища. Пальчатые фибулы находятся на плечевых костях - там, где был плащ. Ясно, что обряд погребения языческий, но не славянский. Однако около умершего, как правило, обнаруживается лепной славянский горшок с посмертной пищей!
Вообще плащи с фигурными застежками были очень популярны у народов, живших на границе с Римской империей и испытавших ее влияние, особенно на Дунае. Дунайские истоки многих пастырских украшений, в том числе и фибул, бесспорны. Немецкий ученый И. Вернер отмечает генетическую связь пальчатых фибул Приднепровья с фибулами крымских готов, гепидов и южнодунайских германских групп на византийской территории, замечая, что «германские» фибулы были парными и являлись принадлежностью женской одежды[***********************************************************************************************]. А.Г. Кузьмин связывает ямные трупоположения на пеньковской территории, в инвентаре которых есть такие фибулы,


с дунайскими ругами, часть которых после поражения гуннов ушла с ними в Поднепровье[†††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††].
Далее пальчатые фибулы уже в днепровском виде распространяются на Нижнем и особенно на Среднем Дунае, в рамках так называемой аварской культуры (ее связывают с приходом авар и появлением Аварского каганата), проникают на Балканы и Пелепоннесский полуостров, а также в области Мазурского Поозерья и Юго-Восточной Прибалтики[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]. По крайней мере, в Среднее Подунавье эти фибулы попадают вместе с пеньковскими трупоположениями. Ареал их распрос
транения совпадает с локализацией области Ругиланд и многочисленных топонимов с корнем rug, ruz. Сейчас существует и теория о происхождении имени «русь» от этнонима «руги». Однако определить название народа, хоронившего покойных со славянскими сосудами и в плащах с фибулами, сейчас невозможно. Тем более что письменных свидетельств об обитании ругов на Днепре в V-VI вв. н.э. нет.
Но ремесленники, создававшие эти изделия, ни к готам или ругам, ни к славянам, ни к тем, кто оставил пеньковские трупоположения, отношения не имели. На Пастырском городище, помимо гончарных мастерских, обнаружены четыре юртообразных наземных постройки и шесть полуземлянок, также неславянской принадлежности (очаги в центре вместо традиционных славянских печей в углу дома) . Все эти жилища имеют аналогии в жилых постройках Маяцкого комплекса салтовской культуры[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. Подобные постройки характерны и
для других гончарных поселений Поднепровья того времени (Осиповка, Стецовка, Луг I, Будище и др.). B.C. Флеров считает все юртообразные жилища Среднего Поднепровья принадлежащими праболгарам[************************************************************************************************].
Но на поселениях типа Стецовки обнаружена керамика не приазовского, а «аланского» вида. Присутствие здесь юртообразных жилищ, а не классических полуземлянок лесостепного варианта салтовской культуры объясняется просто: принцип строительства полуземлянок был заимствован жителями лесостепи у славян Поднепровья, что признается практически всеми археологами. Исчезновение юртообразных помещений у салтовцев лесостепи тоже естественно. Согласно исследованию самого B.C. Флерова, такие жилища - переходный тип, характерный для периода приспособления к оседлой жизни. Это вполне естественно для народа, который провел в перепе- тиях Великого переселения более двух веков и раньше вел полукочевой образ жизни.
Лепная керамика этих центров, производившаяся не на продажу, тоже очень отличается от славянской и имеет явную генетическую связь с сарматскими горшками и керамикой комплексов степного юга, причем эта форма продолжала существовать в лепной посуде уже салтовской лесостепи[††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††]. На славянских пеньковских поселениях доля керамики «пастырского» типа очень мала - менее 1 процента. Как видно, славяне представляли не лучший рынок сбыта для пастырских мастеров. Но среди степных народов, в основном сармато-алан, керамика пользовалась успехом. Аналогии гончарной пастырской посуде найдены не только на Салтовском городище, но и в Молдавии и Болгарии (в Плиске).
Имя носителей пеньковской культуры давно известно. Это анты, хорошо знакомые византийцам и готам по событиям VI - начала VII в. Крупнейшие историки того времени - Прокопий Кесарийский, Иордан, Феофилакт Симо- катта - отмечают, что анты пользовались тем же языком,
что и склавины (более западная группа славян), имели с ними одинаковые обычаи, быт, верования. Но вместе с этим византийцы как-то отличали склавина от анта даже среди наемников империи. Значит, этнографические особенности у антов все-таки были. Очевидно, неславянским является само название «анты». Большинство ученых производит его сейчас из иранских наречий (ант - «окраинный»). Иранскими в основе являются и многие более поздние названия славянских племен от Днепра до Адриатики: хорваты, сербы, северяне, тиверцы. В отношении хорватов и сербов более поздние заимствования невозможны: в VII-VIII вв. эти племенные союзы большей частью находились уже на Балканском полуострове. Потому логичными стали поиски иранских элементов в пеньковской культуре, принадлежавшей антам.
Существование в ее пределах гончарных мастерских, археологически связанных с сармато-аланской средой, позволило В.В. Седову говорить о формировании антского племенного союза на основе некоего «ассимилированного ираноязычного населения», которое осталось со времен Черняховской культуры[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]. Но как раз ассимиляция этого иранского элемента не прослеживается (можно говорить лишь о мирном их сосуществовании со славянами). Пастырская лощеная керамика имеет прямую связь не с Черняховской, а с приазовскими и крымскими формами II-VI вв. н.э. К сожалению, источниковая база недостаточна для более полной характеристики «пастырской культуры».
Генетически связанным с ней является более поздний «канцерский тип» гончарной лощеной керамики. Он получил распространение в Надпорожье и по течению Тясмина. Хронологические рамки его являются темой отдельной дискуссии. Украинский археолог А.Т. Смиленко археомагнитным методом датировала Канцерское поселение второй половиной VI - началом VIII в.[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. Т.М. Минаева по аналогиям на Северном Кавказе сдвинула хронологические рамки выше:
- начало IX в.[*************************************************************************************************]. С.А. Плетнева и К.И. Красильников обратили внимание на идентичность гончарных мастерских Канцерки и Маяцкого комплекса, что позволило им датировать Канцерку концом VIII в.[†††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††], таким образом связав это поселение с «экспансией Хазарского каганата».
Действительно, в аланской принадлежности гончарных комплексов «канцерского типа» сомнений нет. Но также нет необходимости пересматривать установленную физическим методом дату этих поселений. Нижняя датировка лесостепных комплексов салтовской культуры всегда связывалась с теорией переселения алан с Кавказа, которое датируют VIII в. Однако оснований для такой датировки, как мы уже убедились, нет, а археологические и лингвистические материалы ставят под сомнение сам факт миграции крупного аланского массива. Данные же антропологии и нумизматики говорят о значительной архаичности Маяцкого и Верхнесалтовского могильников (кранилогический тип и находки монет VI - начало VII в.). Верхнесалтовский могильник же отличается от остальных салтовских катакомбных захоронений и Северного Кавказа: если везде тела женщин скорчены, то в Верхнем Салтове вытянуты. Это позволяет археологам сделать вывод о сохранении здесь древней сарматской традиции, которая на Северном Кавказе была изжита. Архаичными признаются и многие погребения Дмитровского катакомбного могильника: аналогии их инвентарю не выходят за пределы - VII в. Эти факты дали B.C. Флерову возможность выделять особую этническую группу сармато-алан с сохранением древних восточноевропейских традиций[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]. Поэтому более приемлемым представляется пересмотреть нижнюю границу именно указанных комплексов СМК, тем более что верхний слой и Пастырского городища, и Балки Канцерка имеет явный салтово-ма- яцкий облик.

Таким образом, комплексное исследование материалов археологии, лингвистики и эпиграфики, а также сообщений письменных источников позволяет предположить непосредственную связь ядра Русского каганата с сармато-аланскими племенами Северного Причерноморья и Крыма первых веков н.э., в особенности с роксоланами. После гуннского нашествия часть их появляется на Северном Кавказе (район Кис- ловодской котловины), что подтверждается как данными ара- бо-персидских источников о русах на Кавказе в VI-VII вв., так и аутентичными материалами археологии. Другая часть этих племен, вероятно, откочевала в Приднепровье и Подонье, что косвенно подтверждают материалы «пастырской культуры» и поселений «канцерского типа», а также наиболее ранний культурный слой Дмитриевского, Маяцкого и в особенности Верхнесалтовского комплексов, население которых значительно отличалось своей материальной культурой от других носителей лесостепного варианта СМК.
Участие в формировании ядра Русского каганата «рухс- асов» Предкавказья также находит подтверждение. Богатый материал для решения этого вопроса дает Маяцкий могильник. Формы катакомб и черты обряда обездвиживания (частичное разрушение скелетов) очень близки Клин-Ярскому комплексу у Кисловодска, который датируется предварительно II-IV и V-VIII вв.
Этот обряд, известный еще у скифов, был распространен в формах, сходных с салтово-маяцкими, в Черняховской культуре: во II-IV вв. - в Среднем и Нижнем Поднепровье, во II-V вв. - в Поднестровье и Побужье, в аланских могильниках Крыма. Со II-III вв. он известен в катакомбах Северного Кавказа, а также в катакомбной кубайско-карабулакской культуре III-IV вв. в Фергане. Выражался он в том, что при положении в могилу умершему перерезали сухожилия и связывали ноги, а через некоторое время (год или три) после похорон могила вскрывалась и кости покойного перемешивались, разрушалась грудная клетка (чтобы не мог дышать) и от скелета отделялась голова. Все это делалось, чтобы обезопасить живых от появления воскресшего мертвеца. В зависимости от верований общины, в одних могильниках это применялось ко всем взрослым, в других - лишь к тем, кто при жиз
ни выполнял магические функции. Кстати, подобные действия уже после принятия христианства были распространены у славян в Дунайской Болгарии, на Украине, в Белоруссии и Карпатах.
Архаичность части инвентаря Маяцкого могильника и краниологический тип, ближайшие аналогии которому находятся в роксоланских захоронениях Северного Причерноморья I-III вв. н.э., показывают, что миграцию с Северного Кавказа в VIII в. предположить нельзя. В Клин-Яре такие захоронения появляются с V в. н.э., причем могильник функционирует непрерывно. С V по VIII в. отток населения из этих мест не происходил. Очевидно, и в Клин-Яре, и на Маяцком комплексе поселились родственные кланы, возвратившиеся из походов времен Великого переселения. Такой же является связь других древнейших комплексов салтовской культуры с памятниками V-IX вв. в районе Кисловодска. То есть ядро салтовцев появилось в Подонье еще в VI в. и сразу же наладило отношения со славянами. Это положило начало истории русов салтовской культуры.